Дирин П.П. История Лейб-Гвардии Семёновского полка.

Глава XXIX. Польская кампания 1831 года.

Польская война 1831 года. — Начало возстания в Польше. — Известие о мятеже в Петербурге. — Выступление. — Распоряжения генерала Шипова для предстоящаго похода. — Переход через границу. — Предосторожность во время квартирнаго расположения. — Светло-Христова заутреня в Жебрах. — Дело при Желтках. — Смерть фельдмаршала Дибича. — Назначение на его место графа Паскевича-Эриванскаго. — Движение к Варшаве. — Лович и Аркадия. — Приготовления к штурму Варшавы. — Охотники. — Штурм. — Потеря полка. — Покорение Варшавы. — Награды. — Плен подпоручика Шуберта. — Квартиры и служба в Варшаве. — Похороны полковника Мея. — Обратный поход в Петербург.

Начало возстания в Польше.

В ноябре 1830 года в Польше вспыхнуло открытое возстание. Присоединенная на венском конгресе к России «на вечныя времена» Польша пользовалась в то время правами широкой автономии, сохранив даже право иметь собственное свое войско. Не смотря на это, в Польше образовалось несколько обществ, которыя, питая какую-то ненависть к России, решились расторгнуть узы, соединявшия Царство Польское с Россиею. Великий Князь Константин Павлович, при первом известии о мятеже, решился не вмешиваться в польския дела, полагаясь на силу и благоразумие гражданской власти, распоряжений которой никогда не касался. Великий Князь надеялся, что смуты — ни более ни менее как местный безпорядок и что особеннаго значения придавать им не следовало. Но вскоре оказалось, что только одна военная сила могла образумить мятежников; поляки сами это сознавали и поэтому с самого-же начала стали готовиться к отчаянному сопротивлению. Известие о мятеже в Варшаве было принято в Петербурге, в Москве, во всей России со всеобщим негодованием.

Известие о мятеже в Петербурге.

19-го ноября, в обыкновенный, не-табельный, день, совершенно неожиданно, вдруг получено было приказание всем офицерам гвардии собраться к разводу. В развод был выведен один из баталионов л.-гв. Московскаго полка. Никто не знал причины сбора и все поспешили собраться в манеже, в ожидании чего-нибудь особеннаго. Развод прошел обыкновенным порядком; но по окончании его, Государь выехал на середину манежа, обратился к собравшимся офицерам и пригласил их приблизиться к нему. Тут Государь объявил о возмущении в Варшаве, об опасности, которой подвергался Великий Князь Константин Павлович и об убийстве лиц близких к Его Высочеству.

«Я уже сделал распоряжение, сказал Государь, чтобы указанныя мною войска двинулись к Варшаве, а если будет нужно, то пойдете и вы!».

При этих словах офицерами овладел такой восторг, что Государь, желая умирить его, напомнил им, что:

«не все поляки нарушили клятву верности, что должно карать зачинщиков мятежа, но не мстить народу; прощать раскаявшихся, без слабости, оказать непоколебимую твердость, устраняя ненависть».

Уже караулы Московскаго баталиона давно разошлись по городу, а гвардейские офицеры все еще оставались в манеже, громко толкуя в разных кучках о неожиданном событии; всем хотелось идти в поход, и все держались того мнения, что гвардия пойдет непременно; предположения оправдались. Вскоре приказано было готовиться к выступлению.

На этот раз в поход были назначены 1-й баталион и 3-й, а второй оставлен в Петербурге и начальником оставшейся части назначен полковник князь Волконский. Приготовления и сборы к походу окончились очень скоро, и выступление назначено на 7-е января. Опять, как и перед предыдущим походом, Великий Князь Михаил Павлович не отпускал в поход ни одной части, ни одной команды, не осмотрев ея прежде сам и не убедившись в полной ея готовности. 6-го января, накануне выступления, все офицеры полка, назначенные в походные баталионы имели счастие представляться Его Высочеству у него во дворце, в 8 часов утра, а затем, в 10 час., Его Императорскому Величеству в Зимнем дворце, перед Высочайшим выходом. В тот-же день, в час пополудни, было совершено для походных баталионов молебствие на дворе командирскаго дома.

Выступление.

7-го января, среди зимней распутицы, баталионы выступили в поход по следующему маршруту: 16-го прошли Нарву, 27-го Дерпт, февраля 9-го Ригу, 14-го Бауск, 19-го Поневеж, 26-го Вильно, марта 3-го Ораны и 7-го прибыли в Гродно.

Распоряжения генерала Шипова для предстоящаго похода.

Во время двухмесячнаго похода от Петербурга до Гродно, заботливость командира полка — генерала Шипова, клонящаяся к уменьшению тяжестей похода и улучшения образа жизни офицеров на биваках и стоянках, на квартирах, высказалась еще с большею силою, чем в предыдущий поход. К заботливости его на этот раз присоединилась еще и опытность, увеличившаяся во время последней турецкой войны. Главным вопросом для Шипова было сбережение здоровья нижних чинов. Как образцы его распоряжения, приведем некоторыя выдержки из приказов по полку, практические советы которых могут и теперь послужить с пользою.

Приказ по полку 6-го января 1831 г. п. 13.
 
«По причине наступивших сильных морозов я, в предупреждение могущих произойти от того повреждений членов или других несчастных случаев, предписываю к исполнению следующия предосторожности:
Всем нижним чинам иметь во все продолжение морозов походом на ногах шерстяные носки, у коих для прочности на пятке и пальцах ноги обшить холстиною; сверх того, обертывать ноги полотняными или шерстяными портянками. Сапоги иметь крепкие, столь просторные, дабы ноги в оных и с сею обувью не были стеснены; под зимними брюками иметь всегда по крайней мере одни полотняныя шаровары. Брюки в холодное время надевать всегда в сапоги; под шинелью иметь полушубки, на руках — теплыя, хорошия рукавицы; на голове — хорошие большие наушники. Извещен будучи, что попечительностью гг. ротных командиров заведены в ротах по несколько больших полушубков, крытых тулупов, также теплых сапогов и кенег, я почитаю полезным, чтобы нижние чины, находящиеся при ротных повозках, имели на себе полушубки до колена под шинелями и чтобы, сверх того, оставалось в каждой роте по одному или по несколько тулупов, сапогов и кенег для заболевающих, которые и иметь всегда позади роты на подводе. Всем нижним чинам строжайше воспретить перед выступлением в поход, так и на походе, пить вино, а дозволять сие только по прибытии на квартиры. Во время больших морозов, по прибытии на квартиры, приказывать нижним чинам не тотчас разуваться и идти в тепло, но движением согревать ноги; по прибытии-же всех нижних чинов на квартиры, десяточному офицеру непременно ежедневно осматривать, не отморозил-ли кто себе какого-либо члена, и если таковой окажется, то, оттерши член сей снегом и намазав гусиным салом, тотчас присылать в полковой лазарет. Всем нижним чинам одеваться не прежде как по генерал-маршу и отнюдь не выходить на улицу и даже не надевать ранца прежде сбора, что и подтвердить строжайше. По пробитии-же онаго, надев ранцы, идти на сборное место, на коем отнюдь роте долго не дожидаться, и коль скоро рота соберется, то выступать тотчас под командою старшаго. Если из нижних чинов один или 2 человека по какому-либо случаю опоздали, то роте их не дожидаться, а для отыскания их оставить унтер-офицера. Привалы делать всегда в селеньях, корчмах или постоялых дворах, дабы люди могли обогреться. Во время больших морозов фельд-марша никому не бить, разве-бы ожидался проезд кого-либо из высших начальников. Во все время похода в холодную погоду нижним чинам в баню не ходить, дабы не подвергаться простуде. На всякой дневке делать медицинский осмотр нижним чинам».

Особенностью, оказавшеюся чрезвычайно практичною во время похода, было то, что генерал Шипов установил, чтобы для исправления службы при полковом штабе наряжались по очереди целыя роты. Этим достигалось то, что роты во время похода не делились на мелкия части, а вместе с тем, все нижние чины оставались всегда под ближайшим наблюдением своих ротных командиров. Наряжаемая таким образом рота следовала в походе с полковым штабом, располагалась с ним на однех квартирах, содержала полковой караул и посылала куда следует ординарцев и вестовых.

Приказом по полку от 4-го января п. 5.
 
«Роты, посылаемыя для исправления службы в полковом штабе, имеют быть наряжаемы от дневки до дневки. Очередная рота должна быть направляема к полковому штабу с последняго ночлега; сменившаяся следует с дневки на назначенныя ей квартиры. Затем уже караулу ординарцев и вестовых с прочих рот никуда не наряжать».

В поход 1831 года для гг. офицеров была взята часть офицерской библиотеки, которая следовала за полком в отдельной повозке, а библиотекарем выбран прапорщик Ермолов 2-й.

Но удобствами, которыми генерал Шипов предполагал окружить полк, пользоваться пришлось недолго. По приходе в Гродно, в виду перехода через границу, было предписано по возможности сократить обоз и оставить все тяжести, следовавшия за полком в Гродно. Вследствие этого, пришлось не только библиотеку, но все офицерския вещи, не представлявшия самой крайней необходимости, и ротныя тяжести упаковать в тюки, запечатать и сдать гродненскому коменданту на хранение. За полком-же, со времени вступления в пределы Царства Польскаго, следовал только на обывательских подводах пятидневный подвижной запас провианта и восьмидневный зерноваго фуража. Офицерский обоз оставлен весь и заменен вьюками, и то в ограниченном числе, а именно ротным командирам разрешено иметь при себе две вьючныя лошади, а обер-офицеру не более одной; для возки-же фуража — по одной повозке на пятерых.

Переход через границу.

14-го марта, после молебствия на берегу реки Наровы, полк перешел границу и вступил в пределы Царства Польскаго. При открытии военных действий, мятежная страна не представляла никаких следов неприязни или воинственнаго настроения. Вместо косиньеров и отрядов «безсмертных», — как назывались у поляков партизанские отряды, — всюду по деревням встречались только крестьяне, робко выглядывавшие из своих шапок «с ушами». Во многих селах простой народ выходил к нам на встречу с белыми знаменами в знак смирения. «Довудцы» не успели еще разсеять по стране манифестов; те-же, которые успели собрать около себя небольшия банды, должны были удалиться, так как банды эти, при первом известии о приближении русских, разбежались. Евреи, немцы и среднее сословие встречали русских с радостью, как возстановителей порядка.

Предосторожность во время квартирнаго расположения.

Со времени-же Гроховскаго сражения, обстановка совершенно меняется и пребывание наше в Польше получает уже характер вполне военный. Поляки представили нашим войскам в этой войне сопротивление, котораго от них не ожидали. К русским уже не выходят больше на встречу жители местечек с белыми хоругвями, с хлебом-солью, и надежда подавить возстание более или менее кроткими мерами, пропадает. Повсюду раздаются раскаты выстрелов. Мятеж приобретает силу междуусобной войны и те из наших военных представителей, которые сначала отзывались о предстоящей кампании слегка, должны были призадуматься.

Сообразно с этим положением дел, обусловливается и наш образ жизни. Роты на квартирах обязаны быть постоянно готовыми к тревоге. Для безопасности от нападения неприятельских мятежных партий, еще засветло выставляются на ночь пикеты, по разным направлениям, в особенности к стороне леса; кроме того, караулы, соразмерно числу квартир; днем-же ставят часовых на высоких местах или даже просто на крышах домов. Ночью у всех приезжающих или проходящих через деревню спрашивают пароль, лозунг и отзыв.

Светло-Христова заутреня в Жебрах.

Такое положение продолжалось почти два месяца, в продолжение которых полку не удавалось оставаться на месте, а пришлось постоянно перекочевывать с места на место, сообразно с появлением польских шаек, избегавших решительнаго сражения, а постоянно появлявшихся и исчезавших, в разных местностях и нападавших на более слабые отряды. Так, перемещения полка в марте, апреле и мае месяцах были следующия: марта 16-го полк стоял в Земброве, 18—27-го — в Щепанкове, 27-го — в Мясткове, апреля 1-го — в Влодках, 2—10-го — в Коссельницах, 12-го — в Дуэнах, 13—15-го — в Годлевой Цехи, 16—19-го — в Жебрах, 20—22-го — в Андржиове, 23—30-го — в Ярнутах, мая 1—15-го — в Замброве, 6-го — в Снядове. Офицеры и солдаты крайне тяготились этими, повидимому, бездельными, передвижениями и жаждали попасть в дело. В Жебрах 19-го апреля полк встретил Светло-Христово Воскресенье. В поле разбита была походная церковь л.-гв. Преображенскаго полка, в которой ночью отслушали заутреню и поздравили друг друга с наступившим праздником. Ночь была прекрасная; огни бивака разсеивали несколько темноту ея, а согласное церковное пение, смешиваясь с отдаленным шумом лагеря, напоминало, где и как встречаем этот торжественный для христианина день.

Дело при Желтках.

Только 9-го мая суждено было Семеновцам иметь первое столкновение с неприятелем. Не перечисляя всех маневрирований наших и польских войск до этого времени, остановимся только на тех обстоятельствах, которыя имели влияние на дело 9-го мая. Командующий гвардейским корпусом, Великий Князь Михаил Павлович, в ночь на 5-е мая, получил известие, что Скрженецкий, с весьма сильным отрядом польских войск, перешел Буг, что Гвардейский корпус, составлявший от главных сил отдельный отряд, почти окружен поляками, что на его правом и левом флангах показались мятежники, что Остроленка была атакована силами, превосходившими бывший там отряд генерал-лейтенанта Сакена и что местечко Нур, на Буге, было уже занято. Таким образом Его Высочество, видя себя отрезанным от главных сил армии, счел за лучшее, не принимая сражения, как можно скорее отступить к границам империи и тем увлечь неприятеля как можно дальше и дать время главнокомандующему, движением во фланг мятежников, поставить их между двух огней. С этою целью Великий Князь 5-го мая соединил все свои силы у местечка Снядова и двинулся оттуда 7-го числа к селению Рудкам, в намерении отступить к самому Тыкочину, где, заняв позицию на реке Нарове, ожидать дальнейших, действий главнокомандующаго.

Скрженецкий преследовал наш отряд по пятам и несколько раз имел стычки с ариергардом; наконец, 9-го мая, отряд дошел до реки Наровы, перешел гать, длиною около версты, и расположился по ту сторону реки биваком. Таким образом гвардия совершила отступление в виду всей армии Скрженецкаго в полном порядке. В двое суток, сделав почти сто верст, со всеми тяжестями, парками и обозами, она не оставила на дороге ни одного колеса. Это быстрое отступление гвардии, однако, не вразумило Скрженецкаго; он не подумал о возможности быть атакованным с тыла всеми силами фельдмаршала, а напротив, приписал отступление тому, что гвардия, устрашенная его приближением, бежит от него и не смеет вступить с ним в бой. Поэтому, продолжая преследование 9-го мая, Скрженецкий явился перед Желтками. Очевидец дела так описывает, это сражение. Впереди и параллельно бивака протекала река Нарев, через которую был перекинут мост близ самаго расположения полка, и тянулась гать на протяжении почти версты. Продолжение гати по ту сторону реки составляла тропинка, скрывавшаяся в большом лесу, который застилал от нас всю впереди лежащую окрестность. Сделав из Завад большой и тяжелый переход, прикрывая огромный транспорт, с провиантом, Семеновский полк пришел на бивак совершенно измученный, разбил палатки и через час заснул мертвецким сном. Дежурные и дневальные и те не могли побороть усталости и стоя дремали. На всем биваке один из немногих бодрствовал дежурный по полку капитан Бабкин. Чтобы превозмочь дремоту, он стал наблюдать за тем, что делалось на противуположном берегу. Между рекой и лесом стояли биваком кирасиры; лошадей разседлали и размунштучили; разложили огни для варки, офицеры раскрыли вьюки. Начался ужин, не нарушаемый никакими сомнениями за возможность опасности. Большая дорога, правее леса на Рудно, оберегалась хорошо. По предложению принца Виртембергскаго, командовавшего кавалериею, на всякий случай за лес был выслан гусарский разъезд из одного взвода при офицере. Опасности, кажется, быть не могло, так как, по всем данным, отряд Скрженецкаго, видя невозможность преследования, отступил.

Только-что кирасиры начали вкушать все прелести отдыха и приятельская беседа около ужина оживилась, как из-за леса прискакал к принцу Виртембергскому офицер и доложил ему, что разъезд заметил большия силы поляков. Принц вначале принял это известие за вымысел и уже хотел успокоить и отправить офицера на свое место, но сдался на его просьбу и сам поскакал с ним в лес. Здесь он убедился в очевидности наступления всех сил Скрженецкаго. Лишь только фланкеры-гусары выехали за опушку леса, как по ним открылся частый стрелковый огонь. На кирасирском биваке поднялась тревога в полном смысле слова. Едва только успели они замунштучить лошадей и, побросав весь вьюк и обоз, проскакать гать, как поляки уже заняли их место и разсыпались вдоль всего берега реки.

Семеновский полк стоял уже в полной готовности, в ожидании отбросить неприятеля штыками, в случае еслибы он вознамерился пройти гать. По распоряжению принца, был послан поручик Казадаев разрушить мост через Нарев. Поручение было выполнено удачно и тем остановлено движение Скрженецкаго. Таким образом дело до рукопашной не дошло, а ограничилось одною артиллерийскою перестрелкою, которая вырвала в полку из строя убитыми двух нижних чинов и 11 человек ранило. Кроме них, был убит поручик Криднер; польское ядро, после рикошета, пройдя между ног рядоваго 9-й роты Василия Гавриленки, которому вырвало обе икры, ударило уже на месте прямо в живот Криднера и, потеряв последнюю силу, упало вместе с ним. Впоследствии ядро это, представленное Великому Князю Михаилу Павловичу, хранилось до смерти Его Высочества у него во дворце. Другой очевидец этого дела, Александр Логинович Данзас[1], прибавляет к разсказу о деле при Желтках, что в то время, когда ядра польской батареи, обстреливавшей гать, вырывали целые ряды, солдаты шутили, смеялись и по команде баталионных командиров: «сомкнись», спокойно смыкали ряды свои.

Из Желток полк перешел в Остроленку, куда прибыл на следующий день боя, так что участия в нем ему не удалось принять. 16-го мая фельдмаршал посетил гвардию и в сопровождении Его Высочества объехал Семеновский полк. С этого-же дня гвардия присоединяется к главной армии и тем прекращаются отдельныя действия Гвардейскаго корпуса.

Смерть фельдмаршала Дибича.

Из Остроленки полк перешел в местечко Маков, где простоял до 22-го июня биваком и там мог несколько отдохнуть от быстрых переходов, которые были совершены им в последние дни, и тяжелаго образа жизни со времени вступления в пределы Польши. Здесь-же полку пришлось узнать о внезапной болезни и смерти фельдмаршала Дибича.

Назначение на его место графа Паскевича-Эриванскаго.

Преемником главнокомандующаго был назначен граф Паскевич-Эриванский. Он не замедлил прибыть к армии, и уже 15-го июня полк имел случай видеть своего новаго вождя. Осмотрев войска и ознакомившись с положением дел, фельдмаршал решился продолжать начатое Дибичем движение к Варшаве.

Ко времени его прибытия армия занимала следующее положение: вдоль по правому берегу реки Вкры расположены были аванпосты. Авангард находился в Насиельске; 1-й корпус в Голенкине, гренадерский — около Пултуска, гвардия около Макова. В этом положении она оставалась до 22-го июня, приготовляясь к движению вперед. Главнокомандующий, занятый мыслью о переправе через Вислу и зная, что переправа эта должна совершиться ниже крепости Модлина, решился следовать по течению реки фланговым движением и во время этого движения избрать для устройства переправы такой пункт, который по обстоятельствам признан будет выгоднейшим. С этою целью армия была разделена на четыре колонны и на разсвете 22-го числа снялась со своих позиций. Четвертая колонна, в состав которой входил Гвардейский корпус, двинулась на Цехановец.

Движение к Варшаве.

5-го июля полк оставил Липны и подвинулся к Осыку. 6-го получено было известие, что мятежники бросили наблюдение за нашим ариергардом и начали отступать к Модлину, — вероятно с тем намерением, чтобы, переправясь там на левый берег Вислы, поспешить к защите Варшавы, так как удостоверились, что все их усилия, воспрепятствовать переправе, оказались совершенно безполезны. 7-го числа, в 3 часа пополудни, началась переправа гвардии и продолжалась всю ночь, а на следующий день уже на противуположном берегу было отслужено торжественное молебствие по случаю благополучно совершившейся переправы.

Лович и Аркадия.

Простояв с 9-го по 14-е в Сергихове, полк перешел в Виенец, а оттуда в Лович. Позиция наша была здесь выбрана как нельзя удачнее, открывая нам с одной стороны свободный путь до самой Варшавы, с другой стороны она представляла полную возможность обойти сильную позицию поляков при Сохачеве на которую, повидимому, они так много надеялись. В Ловиче полк простоял всего три дня и был переведен в соседнее имение князей Родзивилл, Аркадию. Трудно описать все прелести и роскошь этого небольшаго, но из ряду вон выходящаго поместья. Все, что можно себе представить эстетичнаго и комфортабельнаго, было здесь соединено. Всевозможныя произведения искусства зачастую заставляли Семеновцев удивляться вкусу и богатству владетелей Аркадии и забывать близость неприятеля и приближающийся решительный час кампании. Стоянка в Аркадии совместно с главною квартирою продолжалась с 25-го июля по 6-е августа, а потом была перенесена в местечко Надоржино.

Приготовления к штурму Варшавы.

В средине августа армия мятежников была уже совершенно оттеснена к Варшаве. Ей отрезаны все дороги и сообщения в воеводства Краковское, Сандомирское, Калишское и Мазовецкое. Вместе с тем стало известно, что самая Варшава сильно укреплена и приготовления к обороне продолжаются. С нашей стороны было решено положить конец войне и начать приготовления к решительному действию против Варшавы. По приказанию фельдмаршала, близ места расположения каждаго корпуса, были возведены укрепления по образцу тех, которыми предстояло в скором времени овладевать, а солдат обучали примерным приступам, показывали, как следует переходить рвы, уничтожать палисады и взбираться на бруствер. Эта мера, употребленная уже Суворовым, была основана на глубоком знании человеческой натуры. Ежедневные приступы, при веселом расположении духа солдат, давали много поводов к шуткам и остротам. 14 дней упражнялись войска, незаметно знакомились со всеми подробностями штурма и привыкли смотреть на него как на дело легкое, котораго снаровки им вполне известны. На сколько полку приходилось работать, можно заключить из того, что в продолжение трех дней, помимо учений и службы, ему приходилось изготовить фашин, в 12 футов длиною, 225, туров батарейных 125, кольев и анкеров 625, палисадов 450 и, кроме того на него было возложено изготовление штурмовых лестниц.

В предвидении штурма польские генералы продолжали усиленно укреплять Варшаву. Протяжение всей оборонительной линии занимало около 16-ти верст. На этом пространстве особенною силою выделялся редут Воля с редюитом, палисадами во рвах, блокгаузами и другими приспособлениями к обороне, сделанными, по указанию Хлопицкаго, Бемом. Воля, по мнению поляков, должна была сделаться могилою русских.

Охотники.

Испытав все средства в переговорах об уступке Варшавы, фельдмаршал назначил, наконец, день штурма. По отданной накануне штурма диспозиции, наш полк в ночь на 25-е августа придвинулся к селению Опаче Вильке. Так как первый штурмовый удар должна была нанести только часть армии, то честь эту решено было предоставить охотникам от гвардии. Каждый из десяти гвардейских полков получил позволение выставить 4-х офицеров, 10 унтер-офицеров и 100 рядовых; но как большинство офицеров пожелало принять непосредственное участие в штурме, то фельдмаршал приказал решить спор их жребием. В л.-гв. Семеновском полку жребий пал на поручиков Леонтьева и Астафьева и прапорщиков Ребиндера и Елагина. Охотники были соединены в 5 полубаталионов, по 22 человека в каждом, под командою одного штаб-офицера от бригады, что дало возможность назначить еще полковника Мея начальником команды охотников л.-гв. Семеновскаго и л.-гв. Гренадерскаго полков. Охотники были выбраны и отделились от полка ночью. Решившись достигнуть во что бы то ни стало своего назначения, они ночью простились со своими товарищами. Прощание было трогательное; лиц в темноте различить было нельзя, но по движению рук заметно было, что они осеняли друг друга крестным знамением. На следующий день только половина из них уцелела и увиделась со своими товарищами уже в покоренной Варшаве.

Штурм.

Перед выступлением полка с позиции, на каждую роту было выдано для приступа по 50 фашин и по 4 плетня; кроме того, к каждому офицеру приставлено было по 2 телохранителя, на обязанность которых возлагалось защищать офицера в случае опасности; в случае-же раны или смерти вынести его на перевязочный пункт. Выступали в полной походной форме, офицеры — в сюртуках; ранцы и шинели велено было сложить за линией резервов. Чтобы нападете было как можно более врасплох, приказано всем войскам на вновь занятых позициях не разводить огней и соблюдать величайшую тишину; в видах-же демонстрации — не тушить бивачных огней, а поддерживать их в местах первоначальнаго расположения. С высоты Аугсбургской церкви видны были все движения в нашем лагере, и когда войска наши были готовы к наступлению, то поляки были своевременно уведомлены и успели стянуть войска свои с дальних укреплений к Воле.

Генерал Совинский принял начальство над Волею и ручался полякам, что, пока он жив, русские в редут не войдут. Масса польскаго войска беззаботно смотрела вперед; вид валов и пушек, над устройством и установкою которых они сами работали, их успокаивал. Городское население также было уверено в победе. Валы около Иерусалимской заставы предоставлены были публике, желавшей издали смотреть на сражение и любоваться «бойкой с москалями». Нашлось немало любопытных, с вечера приготовлявшихся идти утром на вал; между ними нашлись, по обыкновенно, и дамы.

В русских войсках, вследствие отданнаго распоряжения, вся ночь прошла в тишине. С первыми лучами солнца все были выстроены и готовы к бою. Не смотря на праздничную форму, вид у всех был серьезен и решителен. Порядок царствовал всюду; говорили мало; заботились только о том, чтобы с честью исполнить свой долг.

Сражение началось канонадою; насколько можно было окинуть взором пространство, везде были видны молнии выстрелов, облака пороховаго дыма и блестящее на солнце оружие. По окончании канонады, когда следы действий нашей артиллерии ясно обозначились, около 7-ми часов утра, дано было приказание идти на штурм. Штурмующия колонны, имея во главе охотников гвардейскаго корпуса, с криком «ура», бросились в укрепление. Солдаты бросали фашины и лестницы, которыя тащили с собою. Охотники уже сбили неприятеля на открытой местности, но их ожидали еще новыя препятствия и новые подвиги. На каждом шагу их удерживали тысячи преград: отдельные дома и целыя улицы, сады с деревянными и каменными оградами, повсюду закрытия, из-за которых храбрецов подстерегала смерть. Среди невыразимых затруднений, безпрестанных и жарких схваток, атакующие подвигались вперед. Наконец, после долгих усилий, удалось проломать отверстие в высокой каменной стене, чрез которое были втащены два орудия, много содействовавшия атаке, — и Воля сдалась.

Потеря полка.

Во время штурма Воли полковник Мей был убит, поручик Леонтьев и прапорщик Елагин ранены, — первому пуля попала в правое плечо и прошла на вылет через спину; нижних чинов убито 8 человек, ранено 38 и без вести пропало 3. Таким образом, вопреки убеждения поляков, Воля не сделалась нашею могилою, хотя под ея развалинами многие были погребены. Впоследствии, действительно, внутри редута устроено православное кладбище и редюит Воли обращен в православную церковь. На стенах ея находятся 6 металлических таблиц, на которых вырезаны все события и подробности штурма, вместе с именами павших с честью в дни 25-го и 26-го августа.

Покорение Варшавы.

Несмотря на позднее время и усталость, никто не думал о покое. Величественная картина пылавших предместий, отдаленный шум в Варшаве, изредка возобновляющаяся перестрелка, радостные крики в лагере, после победы столь полной и совершенной, все радовало душу. Между тем дальнейшие переговоры фельдмаршала с польскими генералами и соглашения на счет сдачи Варшавы продолжались всю ночь, и в 5 часов утра мы узнали уже, что войска польския оставили Варшаву и Прагу и направились к Плоцку, где должны были ждать дальнейших повелений Императора.

27-го, поутру, Его Императорское Высочество перед своею палаткою изволил принимать поздравления с благополучным окончанием приступа. Его Высочество именем Государя благодарил всех за труды и мужество, которых он был личным свидетелем. Потом он объехал ряды войск и при криках «ура» поздравлял с победою.

В восьмом часу утра 27-го августа Великий Князь Михаил Павлович с гвардиею вступил в Варшаву, — наконец, покоренную и покорившуюся. Вступление совершалось чрез Иерусалимския ворота, где Его Высочество был встречен депутатами города с хлебом и солью. Минута вступления нашего в город была минутою какого-то необыкновеннаго торжества. Жители толпились в окнах домов, но на улицах стечение народа было незначительное; заметны были недоверчивость и опасение, которыя, впрочем, вскоре разсеялись. Полк был поставлен вначале на Саксонской площади, а затем разведен по квартирам.

Награды.

За штурм Варшавы все чины полка получили серебряные медали, а за кампанию — кресты с надписью: «Virtuti militari»: штаб-офицеры синие кресты на шею, обер-офицеры — золотые, а нижние чины — серебряные. Командовавший корпусом Великий Князь Михаил Павлович изволил пожаловать охотникам: каждому раненому и контуженному — по четыре червонца, а остальным — по одному на человека.

Плен подпоручика Шуберта.

С покорением Варшавы нам были возвращены все находившиеся в плену у поляков. В л.-гв. Семеновском полку участи этой подвергся подпоручик Шуберт. Еще в начале июня командиру полка стало известно, что в городе Ломже полковыя вещи, которыя там были оставлены на хранение, были расхищены мятежниками; поэтому генерал-адъютант Шипов отправил туда Шуберта для разследования этого дела. Окончив поручение, Шуберт 28-го июня возвращался обратно в полк вместе с барабанщиком роты Его Величества, Тарасом Чернецким, но на дороге, близ местечка Дробина, он был настигнут целой партией мятежников и взят ими в плен вместе с Чернецким, в котором пробыл до 27-го августа.

Квартиры и служба в Варшаве.

В Варшаве Семеновцы были помещены во дворце Наместника, в котором остановился и Великий Князь Михаил Павлович. Как ни лестно было назначение их охранять особу Его Высочества, но за то служба была чрезвычайно тяжела. Приказ по полку от 3-го сентября лучше всего может дать понятие о размещении баталионов и их службе, поэтому мы приводим здесь выписку из него:

«Кроме наряжаемых ежедневно караулов от 1-го и 2-го баталионов, расположенных у дома Наместника, одной роте надлежит быть в карауле днем и ночью на дворе перед улицею; она содержит 12 постов; сверх того, с наступлением ночи ставить два пикета из 26 человек, для охранения ворот и высылания патрулей. Дежурным офицерам находиться в ночное время на улице при первом пикете. Двум ротам располагаться в комнатах и сенях нижняго этажа, где могут спать спокойно без аммуниции, но быть в готовности, чтобы, по первому приказанию люди могли-бы одеться и стать в ружье. Одна рота с наступлением ночи содержит ночной караул в саду и три пикета для охранения внутренних покоев Его Высочества и, кроме того, содержит цепь кругом дворца; по смене с караула, во время дня, рота эта располагается в зале верхняго этажа и отдыхает без аммуниции. От 3-го и 4-го баталионов, кроме наряжаемаго во дворец караула, быть на Сигизмундовой площади днем одной, а в ночное время — двум ротам, от которых раставляются часовые по всем близлежащим улицам и посылаются патрули; одна рота располагается на целые сутки в отведенных во дворце комнатах, одна из бывших на площади на время дня переходит во дворец и отдыхает, сняв аммуницию».

И так, по этому разсчету выходило, что ежедневно почти весь полк был в наряде, и если некоторыя роты не содержали караулов, то могли лишь на столько пользоваться отдыхом, что снимали аммуницию и спали одетые; о полном же спокойном сне не было и помину. Служба становилась еще труднее в те дни, когда полк занимал, помимо переименованных выше, еще и городские караулы, что повторялось через два дня в третий: тогда уже буквально приходилось всему полку быть под ружьем. Караулы, которые полку приходилось занимать в Варшаве, были следующие: В Краковском предместьи, на Фурманской улице и у стараго моста на реке Висле.

Похороны полковника Мея.

9-го сентября происходили похороны полковника Мея со всеми почестями, подобавшими его геройской смерти. Тело покойнаго от дома, на площади Коперника, до кладбища, сопровождал баталион со знаменем по уставу, но особенно внушающее уважение зрелище представляли два взвода, следовавшие отдельно во главе баталиона и составленные исключительно из нижних чинов, бывших в охотниках при штурме Варшавы, под командою Мея. Один взвод состоял из охотников л.-гв. Семеновскаго полка, а другой — составляли лейб-гренадеры, а офицеры, стоявшие в строю, были те, которые уцелели во время штурма.

Обратный поход в Петербург.

Стоянка в Варшаве продолжалась шесть недель. 4-го октября все войско, стоявшее в столице Польши, было собрано за городом на самом месте боя 25-го и 26-го августа, между Иерусалимскою и Вольскою заставами, для благодарственнаго молебствия, по случаю счастливаго окончания тягостной и кровопролитной войны.

7-го октября л.-гв. Семеновский полк выступил из Варшавы для обратнаго следования в Петербург. На этот раз он составлял отдельный эшелон с л.-гв. Преображенским полком и с 1-ю и 2-ю батарейными ротами. Обратный поход, не представляя никаких особенностей, дает нам возможность опустить его. Заметим только, что полку пришлось простоять почти целый месяц, с 1-го по 23-е января 1832 г., на зимних квартирах в городе Лемзеле. Обратный маршрут был следующий: октября 10-го — город Пултуск, 26-го — Ломжа, ноября 1-го — Сувалки, 9-го — Ковно, 24-го — Митава, декабря 27-го — Рига, января с 1-го по 23-е — Лемзель, февраля 4-го — Дерпт, 15-го — Нарва, а 24-го полк вступил в Петербург.



ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Впоследствии генерал-от-инфантерии и председатель главнаго военнаго суда.

История Лейб-Гвардии Семёновского полка.

Публикуется по изданию: История Лейб-Гвардии Семёновского полка. Составил Лейб-Гвардии Семеновского полка поручик П. Дирин. - Санкт-Петербург, типография Эдуарда Гоппе, 1883. Оцифровка текста, html-вёрстка - Тимур Белов, 2013. При использовании текста ссылка на эту страницу обязательна.