Дирин П.П. История Лейб-Гвардии Семёновского полка.

Глава ХII.

Кончина Анны Иоанновны и назначение регентства. — Заговоры. — Участие гвардии. — Отказ принца Брауншвейгскаго от должности полковника л.-гв. Семеновскаго полка. — Арест Бирона. — Правление Анны Леопольдовны. — Прощение князя Путятина и возвращение ему чести. — Падение партии иностранцев.



Цесаревна Елизавета Петровна и отношения ея к гвардейцам. — Сочувствие к ней Семеновцев. — Коронация. — Влияние воцарения Елизаветы Петровны на полк. — Переводы из полка. — Служба домашняя и гарнизонная. — Командировки.



Шведская война 1741—1742 г. — Состав походной команды. — Приготовления. — Выступление. — Лагерь под Выборгом и Керстелем. — Возвращение в Петербург. — Приготовления к новому походу. — Соединение 1-й команды с армиею. — Семеновцы под огнем шведской флотилии. — Отступление шведов. — Донесение графа Ласси. — Продолжение преследования. — Дело при Стефани. — Возвращение в Петербург.

Кончина Анны Иоанновны и назначение регентства.

В конце сентября 1740 года Императрица Анна Иоанновна заболела; в начале особеннаго значения болезни не придавали, но через несколько дней стало очевидным, что на выздоровление мало оставалось надежды. В четвертый раз уже после смерти Петра Великаго возникал вопрос: кто будет преемником? Опять заволновались умы, забушевали страсти; горесть и страх были написаны на лицах русских и предвещали что-то не доброе. 18-го октября, перед собранными гвардейскими полками, было прочитано завещание Императрицы о назначении, в случае ея смерти, преемником себе ея внука, новорожденнаго принца Иоанна, сына АнтонаУльриха и Анны Леопольдовны Брауншвейгских. С покорным молчанием выслушали гвардейцы желание Императрицы и вслед за членами царскаго семейства присягнули в верноподданстве и поклялись признавать принца Ивана за своего законнаго Государя.

Болезнь Императрицы становилась со дня на день тяжелее, а 17-го октября она испустила последний вздох. На другой день после ея кончины, сенат, синод и все знатнейшия особы, находившияся в столице, были собраны в Летний дворец, где Государыня провела последние дни своей жизни. Полки лейб-гвардии стояли в строю перед дворцом, и граф Остерман возвестил собравшимся о кончине Императрицы и о регентстве Бирона на время малолетства Иоанна Антоновича[1].

Заговоры.

Гвардия ждала погребения Анны, чтобы начать действовать. Между тем волнение среди офицеров и нижних чинов постоянно увеличивалось, особенно в Семеновском полку, в котором принц Брауншвейгский числился подполковником. Постоянно можно было слышать разговоры: «Для чего так министры сделали, что управление помимо родителей Императора поручили Бирону? Что мы сделали, что государевых отца и мать оставили; они, думаю, на нас плачутся». Служивший в ревизион-коллегии подполковник Пустошкин объявил князю Черкасскому, что собрались многие, в особенности офицеры Семеновскаго полка, да из Преображенскаго поручик Ханыков, которые желают, чтобы правительство было поручено принцу Брауншвейгскому. Семеновские офицеры действовали решительно; поручик князь Иван Путятин сам ездил во дворец и предлагал Его Высочеству, что если ему угодно будет принять правление на себя, то весь полк будет держать его сторону. Деятельнаго участника в предпринимаемом перевороте Путятин имел в лице товарища своего по полку поручика Василия Чичерина.

Участие гвардии.

Между тем Бирон, имевший всюду шпионов, знал, что все говорили о нем с презрением, что офицеры Семеновскаго полка сочувствуют своему подполковнику принцу, — наконец, что принцесса Анна и ея супруг недовольны удалением их от правительства; поэтому, чтобы закрепить за собою безопасность, он прибег к своим средствам — к насилию. Редкий день проходил, чтобы не было арестовано несколько офицеров и лиц разных званий и сословий у которых под кнутом и на дыбе не допытывали-бы о недовольных регентом. В числе арестованных был адъютант принца Грамматин, который под пыткою открыл о существовании целаго заговора в среде Семеновских офицеров, с которыми он был в весьма близких отношениях. Сущность заговора состояла в том, чтобы склонить офицеров Преображенскаго и Семеновскаго полков арестовать регента и на его место возвести принца Брауншвейгскаго. Извета его было достаточно, чтобы вздернуть князя Путятина, Чичерина и Преображенских офицеров Ханыкова и Аргамакова на дыбы и при помощи кнута выведывать об остальных заговорщиках.

Отказ принца Брауншвейгскаго от должности полковника л.-гв. Семеновскаго полка.

Легко можно себе представить с каким, чувством Бирон узнал, что в гвардии движение против него, что народ его презирает, и что хотят иметь регентом родителей Императора. Принц и принцесса Брауншвейгские были его заклятыми врагами, с тех пор как Анна Леопольдовна отказалась выйти замуж за его сына. Ненависть эта усилилась еще более когда он узнал, что они пользуются расположением гвардии и что для них хотят у него вырвать из рук регентство. Теперь Бирон был рад случаю выказать свою ненависть и презрение к принцу: он ждал только случая оскорбить отца Императора публично. Узнав про показания на пытке Грамматина, Бирон требует к себе принца и при многочисленном собрании начинает на него кричать за то, что тот «затевает смуту, кровопролитие, надеется на свой Семеновский полк, и что еслибы даже ему удалось достигнуть регентства, то этим он составил-бы несчастие своего сына и государства». Во время этой сцены принц, выслушивая хладнокровно Бироновские упреки, без всякаго намерения положил руку на эфес шпаги. Бирон принял это движение за угрозу, ударил рукою по своей, и с жаром закричал: «я готов и этим путем с вами разделаться, если вы этого желаете». Этими словами Бирон как-бы подписал свой приговор; Семеновцы услышав про обиду, нанесенную их подполковнику, твердо решились отомстить за нее. Дни Бирона были сочтены, На следующий день после описанной сцены Бирон, боясь дальнейшаго влияния принца на гвардию, настоял на том, чтобы принц отказался от своих военных должностей т. е., подполковника Семеновскаго полка и полковника Кирасирскаго Брауншвейгскаго полка. Требование его было исполнено; но родителям Императора предстояла еще высылка из России. Вместе с тем, разрыв между регентом и принцами неизбежно должен был иметь влияние и на гвардию. Не доверяя ей, Бирон поговаривал, что надо преобразовать гвардию и не допускать вовсе солдат из дворян, что их можно определить офицерами в армейские полки, а их места занять людьми простаго происхождения. Кроме того, он вызвал в Петербург шесть армейских баталионов и 200 драгун, но чтобы гвардейцы этим не обиделись гр. Миних был принужден произнесть им речь в которой высказал, что «регент вызвал в Петербург армейских солдат, чтобы облегчить исполнение гарнизонной службы, так как гвардейцы служат только высочайшим особам». Понятно, что подобная натяжка, в оправдание регента, не только не могла успокоить гвардейцев, но, напротив того, вызывала их насмешки и убеждало в необходимости ускорить предпринятое ими решение[2].

Арест Бирона.

В то время, когда гр. Миних наружным видом показывал свою приверженность Бирону, внутренне он уже думал о его низвержении и стал во главе партии замышлявшей переворот. Проведя с регентом весь вечер в интимной беседе, граф Миних убедился в том, что медленность могла-бы быть только пагубною для него самого и для его сообщников; поэтому он решился, не откладывая предприятия, немедленно приступить к исполнению. В два часа ночи, в сопровождении своего адъютанта Манштейна, граф подъехал к Зимнему дворцу, где жила Анна Леопольдовна, и, предупредив только статс-даму о причине своего приезда, вошел к принцессе. После короткаго разговора с нею, Миних потребовать офицеров, стоявших в карауле во дворце. Когда они вошли, принцесса передала им в коротких словах, все оскорбления, какия пришлось вытерпеть от регента ей, ея супругу и их сыну и объявила, что возложила на Миниха поручение арестовать Бирона. В сочувствии офицеров сомневаться было нечего. Не дали себе даже труда предварительно узнать, кто были офицеры, находившиеся в карауле, так как принцесса и Миних могли одинаково положиться на всех от перваго до последняго. Поцеловав руку Ея Высочества, офицеры вышли и вызвали весь караул в ружье для того чтобы объявить им приказание принцессы. Между нижними чинами то же сочувствие и та же радость. С частью караула отправился фельдмаршал к Летнему дворцу, где жил Бирон с семейством и, заручившись согласием стоявшаго там караула, отправил Манштейна арестовать герцога, а в случае сопротивления, убить его без всякой пощады.

Подробности ареста Бирона известны, распространяться мы не станем, тем более, что свидетелями происшествия пришлось быть Преображенцам. К шести часам утра все было кончено[3].

Правление Анны Леопольдовны.

На другой день, Анна Леопольдовна провозгласила себя правительницею и никто не противоречил; все были довольны, но при этой, повидимому всеобщей радости, были люди, которые предсказывали, что это еще не последний переворот.

Одною из первых мер новой правительницы было возвращение свободы тем лицам, которые пострадали из-за Бирона. Жертвою доноса в Семеновском полку был, как мы видели, поручик князь Путятин. Анна Леопольдовна пожелала не только возвратить ему прежнее офицерское достоинство, но еще повысить чином. Но в данном случае одного указа правительницы было недостаточно, она могла возвратить чины, но не могла этим смыть позора, наложеннаго на него в застенке. Чтобы предать полному забвению безчестие, которое претерпели пострадавшие, Анна Леопольдовна приказала публично с церемониею прикрыть их полковыми знаменами.

Прощение князя Путятина и возвращение ему чести.

10-го декабря оба полка, Преображенский и Семеновский, выстроились покоем, в середине котораго поставлены были полковыя знамена. Князь Путятин с товарищами во время приготовлений находились в одном из домов вблизи расположения полков. Когда полки построились, полковой адъютант Семеновскаго полка, по приказанию дежур-майора, отправился в дом, в котором находились Путятин, Ханыков, Аргамаков и Алфимов, и вывел их на средину покоя; все четверо были одеты в собственных платьях на подобие арестантских и без оружия. Поставив их под знамена, обоим полкам был громко прочитан Высочайший указ, после чего их трижды прикрыли знаменами. Тогда адъютант снова увел их в дом, в котором они находились до начала церемонии, а через несколько времени они вышли уже сами, в строевых платьях, на средину покоя, где дежур-майор, возвратив им шпаги, прочитал в какия роты и какими чинами они зачисляются и затем роспустил полки по своим квартирам. Вновь пожалованные офицеры возвращались в казармы уже в строю, каждый на своем месте. Такова была церемония возвращения чести[4].

Падение партии иностранцев.

В конце декабря иностранные министры уже пишут к своим дворам: «Трое самых главных лиц работают против Миниха: Головкин, Остерман и Левенвольд». В начале марта, принц Антон дает отставку графу Миниху, виновнику свержения Бирона, без всякаго с его стороны повода и указ об отставке объявляют торжественно с барабанным боем по петербургским улицам. Позорная отставка заслуженнаго фельдмаршала без всякой причины, ради только одних наветов его завистников и недоброжелателей, уже была достаточным доказательством слабаго и несостоятельнаго правительства.

Мы видели, как народное чувство, оскорбленное господством иностранцев, высказалось тотчас же по смерти Императрицы Анны, когда герцог Курляндский объявил себя регентом. Падение Бирона приняли с восторгом, но вскоре увидели, что старый порядок оставался, только еще более ослабел, вследствие розни и усобиц его представителей. Как господство немцев было приготовлено усобицею между способными русскими людьми, оставленными Петром Великим, так теперь падение немецкаго господства приготовлялось раздорами между ними. Бирон свергнут Минихом, под Миниха подкопался Остерман, но Остерман не может господствовать, он встречает нерасположение в правительнице. Русские же одинаково не любят ни Остермана, ни самаго принца Антона — как немцев. Наиболее шансов для общей симпатии имеет Анна Леопольдовна, но правительница слаба и безхарактерна; она не умеет вселить к себе любовь и доверие, и правительство ея не пользуется уважением. Гвардия также не была на стороне правительства, а это не обещало прочности престолу Иоанна Антоновича[5].

Но как, и в чью пользу должен был совершиться переворот? Невольно взоры обращались к дочери Петра Великаго Цесаревне — Елизавете Петровне. По восшествии на престол Анны, Елизавета, чтобы не возбудить подозрения и гонения Императрицы, очень хорошо понимавшей какую опасную соперницу имеет она в дочери Великаго дяди, должна была вести себя так, чтобы об ней не было слышно; ей оказывали высший почет, но зорко следили за ея поведением. Обращали на нее внимание тем более, что известно было, насколько она была любима Преображенцами и Семеновцами.





Цесаревна Елизавета Петровна и отношения ея к гвардейцам.

Елизавета Петровна воспитывалась всегда и во время правления Бирона, окруженная офицерами и солдатами Преображенскаго и Семеновскаго полков, которым выказывала особенную заботливость во всем, что только до них касалось. Не проходило почти дня, чтобы она не крестила детей в одном из полков и не угощала обильно у себя отцов и матерей своих крестников, или не оказала-бы какой-нибудь милости солдатам, которые не иначе называли ее, как «нашей матушкой». Таким образом она перенесла на себя ту любовь и преданность обоих гвардейских полков, которые они питали прежде к ея Отцу. Близость дома Цесаревны от места расположения Преображенскаго полка, и называемаго Смольным, было причиною, что Елизавета Петровна чаще имела случай видеть и собирать у себя Преображенцев, чем Семеновцев, так что некоторые при дворе говорили в насмешку, что «у принцесы Елизаветы бывают ассамблеи для Преображенских солдат».

Принц Брауншвейгский, вначале не придававший никакого значения отношениям Елизаветы Петровны к гвардии, начал смотреть на них недоверчиво. Частыя посещения Минихом Цесаревны, стали наводить его на подозрения, и он учредил за ним самый строжайший тайный надзор, в намерении, если понадобится, арестовать его.

С другой стороны, приверженцы Елизаветы пользовались всякою удобною минутою, чтобы убедить ее сделать переворот и принять на себя бразды правления. Ей говорили, что гвардия готова пожертвовать за нее жизнью, чтобы только возвести ее на престол, и просить одного — это ускорить свое решение. Вместе с тем ей представляли, что подозрения принца постоянно усиливаются и что медленностью и нерешимостью она только может погубить и свое дело, и тех, кто ей предан. Но, выслушивая эти доводы, Елизавета Петровна не высказывала своих намерений. Время проходило, а между тем принц Брауншвейгский всеми силами добивался популярности, чтобы привлечь гвардейцев на свою сторону. Однажды, по разсказам маркиза де-ля-Шетарди, во дворце произошла следующая сцена. Один из усерднейших приверженцев Елизаветы, капитан Семеновскаго полка, и на котораго падало подозрение принца, стоял во дворце в карауле. Принц велел позвать его к себе и, в присутствии командира полка, Стрешнева, встретил с вопросом: «Что с тобою, я слышу, что ты грустишь?» Капитан отвечал ему, что имеет на то причины, и иногда, действительно, впадает в задумчивость, так как поместье, которое он имеет около Москвы, не дает ему средств, чтобы содержать свое многочисленное семейство. — «Я ваш полковник, — возразил принц, — и желаю, чтобы вы были счастливы и моими друзьями; обращайтесь ко мне доверчиво, и я всегда буду поступать так, как в эту минуту», — присовокупил он, вручая капитану кошелек с 300 червонцами. Как только капитан вышел из кабинета принца, Стрешнев, в присутствии некоторых иностранных министров, стал выхвалять доброе сердце принца, и не упустил случая, чтобы упомянуть доброту правительницы, безцветность Елизаветы Петровны и преимущества настоящаго правительства. Капитан постоянно с ним соглашался и выдержал свою роль с таким присутствием духа, как будто-бы приготовлялся к ней заранее.

Сочувствие к ней Семеновцев.

Елизавета Петровна не принимала никаких мер для переворота. Офицеры выходили из терпения и начинали отчаяваться. Раз несколько офицеров подстерегли ее во время прогулки в Летнем саду, и один из стоявших ближе к ней, шепнул: «Матушка, мы все готовы и только ждем твоих приказаний; что, наконец, велишь нам?»«Ради Бога, молчите, отвечала она, — и опасайтесь, чтобы вас не услыхали: не делайте себя несчастными, дети мои, не губите и меня! Разойдитесь, ведите себя смирно; минута действовать еще не наступила. Я вас велю предупредить». Эта робость произвела хорошее действие, хотя ответ этот и причинил неудовольствие офицерам, но понудил их, однако, уважать то, чего она желала[6].

В конце ноября, во время одного из куртагов во дворце, произошел в первый раз очень крупный и, вместе с тем, многозначительный разговор между правительницей и Цесаревной. Разговор этот имел следствием то, что Елизавета Петровна убедилась в необходимости начать действовать. Как-бы в подкрепление ея решения, она, с одной стороны, узнала, что Великая Герцогиня вознамерилась провозгласить себя Императрицею, с другой стороны, в тот же день вышел совершенно неожиданно приказ о выступлении гвардейских полков в Финляндию, через 24 часа. Хотя приказ этот приписывали полученному известию о наступлении шведской армии, под начальством Левенгаупта, к Выборгу, но во дворце Елизаветы Петровны и в казармах понимали его совершенно иначе и объяснили просто желанием удалить гвардию из столицы.

25-го ноября на престол вступила Императрица Елизавета Петровна.

По восшествии на престол, Императрица прежде озаботилась награждением тех, которые содействовали ея воцарению. Она объявила себя полковником гвардейских полков. Все чины Семеновскаго полка награждены были деньгами в размере трех окладов солянаго жалованья, что на полк составило 15,000 рублей, кроме того, установлено было увеличить имянинныя деньги вдвое, т. е. вместо одного рубля — два, с тем, чтобы они выдавались на руки полностью без вычетов; определены были также крестинныя деньги по два рубля на человека; но за то отменено было право нижним чинам являться самим во дворец для поздравлений; в полках учреждены были приемные покои на казенный счет. Но особенную награду получила гренадерская рота Преображенскаго полка. Она названа лейб-кампаниею, и Государыня объявила себя этой роты капитаном; все унтер-офицеры, капралы и рядовые пожалованы дворянами и им приказано сделать гербы, по одобренному Государынею рисунку; в роту эту поступили также некоторые нижние чины Семеновскаго полка по личному назначению Ея Величества[7].

Коронация.

Через год по восшествии на престол, в Москве было совершено коронование Императрицы Елизаветы Петровны, куда в конце января 1741 года выступил от гвардии сводный отряд. Сначала назначено было идти всему полку, но продолжавшаяся еще война со Швециею была причиною, что выступили только роты: 1, 2, 3, 7, 8, 9 и четыре капральства гренадер. Остальныя роты оставались в Петербурге, готовясь к походу более серьезному. Всем нижним чинам предоставлено право, смотря по желанию, или идти в Москву, или оставаться в Петербурге; сверх того, кто хотел мог ехать вперед и выдти на встречу полку, на последнем перед Москвою ночлеге. На это явилось столько желающих, что все другие чины полка большую половину дороги могли совершить на подводах. От этого, выступив из Петербурга 22-го января, полк пришел в Москву 19-го февраля. Не прошло недели, как начались парады; за один из них, между прочим, командир полка, отдавая в приказе благодарность всем чинам, писал: «Ея Императорское Величество Всемилостивейшая Государыня, изволила за сей парад пожаловать полку Семеновскому винный погреб».

В начале марта начались приготовления к коронации, которыя собственно в полку ограничились одним заготовлением новых знамен. Затем, наступила Святая Неделя, которую офицеры провели так, как им никогда еще не случалось. Встречая Светло-Христово Воскресенье в селе Покровском, Императрица пригласила их к себе на разговенье. Потом они ежедневно были или во дворце, или на балах, которые, один за другим, давали съехавшиеся на торжество иностранные министры. Все это делалось без ущерба для службы, которая исполнялась с особенною строгостью. Лагерь у Петровских рощей был один из самых деятельных, хотя и не был продолжителен. 22-го июня Императрица, сопровождаемая блестящею свитою, объехала его, потом целую неделю провела в ставке своей. 12-го июля полк возвратился в Москву, где оставался до половины зимы. В декабре месяце начались приготовления к обратному походу. При этом многие из офицеров командированы были на те станции, где согласно маршруту, Государыня останавливалась для отдыха. 2-го января 1743 года Семеновцы возвратились в Петербург[8].

Влияние воцарения Елизаветы Петровны на полк.

Обстоятельства, сопровождавшия вступление Императрицы Елизаветы на престол, подняли значение гвардии на небывалую и, может быть, не совсем нормальную дотоле высоту. Достаточно сказать, что в царствование Елизаветы Петровны полковая канцелярия приобретает значение почти высшаго правительственнаго места; она признает над собою только военную коллегию и сенат. Присутственныя места и должностныя лица относятся к ней рапортами как младший к старшему. В случае нарушения такого порядка, полковая канцелярия делала от себя замечания местам и лицам и рекомендовала им впредь не забываться, а помнить, с кем имеют дело. Наглядным примером подобнаго рода замечаний может служить следующая бумага, помеченная 12-м июлем 1749 года в белгородскую губернскую коммиссию:

«Вышеупомянутая коммиссия в полковую л.-гв. Семеновскаго полка канцелярию отважась сообщительно пишет премемориею; но токмо оная коммисия ни малаго сравнения с полковою канцеляриею не имеет; которой бы коммисии не надлежало так дерзновенно в полковую Семеновскаго полка канцелярию писать; или разве ей не известно, что в оном полку Семеновском изволит Высочайше присутствовать Особа Ея Императорскаго Величества полковником, да и полковые штапы состоят из знатных характеров и под одною государственною военною коллегиею состоят и никто в нее не пишет и писать не может кроме сената премемориями, а доношением».

Относительно комплектования гвардии нижними чинами Елизавета Петровна, вскоре после восшествия своего на престол, пожелала возстановить первоначальное желание Петра Великаго (выраженное им в указе 1724 года, в котором говорилось, чтобы «писать в гвардию знатное шляхетство, офицерских детей и которых отцы в классах») пополнять гвардию исключительно лицами дворянскаго происхождения. Поэтому, в продолжении всего ея царствования, в Семеновском полку заметен огромный наплыв недорослей из дворян и, наоборот, весьма значительное перечисление нижних чинов в армию офицерами. В 1742 году было Высочайше повелено, чтобы всех дворянских детей, числящихся в гарнизонах, — «разобрать и которые из них летами еще молоды, а собою взрачны и хотя не великаго роста да пожиточны, выслать для определения в полки гвардии». Два года спустя, при народной переписи, приказано также всех недорослей из дворян, имеющих за собою поместья, записывать на службу в гвардию. В полк разрешено принимать детей 12 и 13 лет, и дозволено желающим из них за малолетством, оставаться, года на три и более, при родителях. В последнем случае зачисляли недоросля сверхкомплектным, а от родителей или родственников его, брали обязательство, что они в течении всего времени, пока будет находиться у них недоросль, станут на свой счет обучать его: арифметике, геометрии, тригонометрии, фортификации, артиллерии, инженерному искусству, иностранным языкам и, если возможно, военной экзерциции.

Каждые пол года канцелярия полка требовала сведения об успехах сверхкомплектных, и часто случалось, что, по прошествии даннаго им на жительство у родителей срока, по слабости здоровья или по неокончанию воспитания, давали отсрочки.

Такой способ приема недорослей был причиною, что число сверхкомплектных, около 1750 года, простиралось до 500 человек, и это давало полку возможность иметь огромный запас людей для комплектования. Не всегда, впрочем, закомплектные являлись на службу. Многие из них исключались из списков за неявкою; других полк вынужден был отыскивать и выписывать из мест их жительства. Что же касается до поступления в полк иностранцев, так часто встречавшееся в царствование Императриц Екатерины I и Анны, то теперь, когда борьба русских с иностранцами вполне склонилась в пользу первых, то, в продолжении всего двадцатилетняго царствования Елизаветы Петровны, о таком поступлении не могло быть и речи.

Переводы из полка.

Офицеры почти все производились из сержантов своего полка. Следующие случаи составляли немногия исключения: а) переименовывали офицерами некоторых чинов придворнаго ведомства; б) переводили из армии для совместной службы с родственниками и в) зачисляли в полк за отличие некоторых из армейских офицеров, бывших волонтерами при иностранных войсках. Штаб-офицеры весьма часто поступали из полков Преображенскаго, Измайловскаго и даже Коннаго; так, в 1759 году был переведен из Преображенскаго полка капитан Василий Суворов, отец знаменитаго генералиссимуса, долго командовавший гренадерскою ротою в Семеновском полку.

Переводы из полка нижних чинов, как мы уже видели, были по большей части в армию офицерами, так что, только 20 лет спустя после смерти Петра Великаго, вполне стала осуществляться его идея создать гвардию, как разсадник офицеров, для армии. Спрос на офицеров в армию особенно усилился с открытием кампаний. Армейские полки прямо обращались в Семеновский полк, мимо военной коллегии, с просьбою и назначении лучших унтер-офицеров к ним офицерами. Так, например, в 1758 году усиленные переводы до того истощили Семеновский полк, что командир его, майор Вындомский, входил об этом с особым докладом. В течение двух лет выбыло в армию офицерами 140 человек. Но, кроме переводов в армию, часто встречались переводы и в гвардейския части. В 1742 году Елизавета Петровна повелела выбрать 20 человек для комплектования гренадерской роты Преображенскаго полка; второй подобный перевод в Преображенский полк был в 1754 году; кроме того, бывали довольно частые переводы и в лейб-кампанию, хотя они составляли особенное отличие. Случалось, что Императрица сама выбирала нижних чинов из полка, обыкновенно перед какими-либо особенными праздниками, как-то: восшествием на престол, днем ея тезоименитства и проч.

Служба домашняя и гарнизонная.

До вступления на престол Елизаветы Петровны, за исключением парадов и церемоний, полк редко представлялся на Высочайшие смотры, имевшие целью испытание его строеваго образования. С 1742 года смотры производились чаще и с большею против прежняго строгостью. Иногда выводили в строй всех нестроевых, не исключая офицерских служителей, так что подобные смотры несколько сходствовали с инспекторскими. В сущности же инспектирование полка заключалось в том, что ежегодно, одному или нескольким офицерам, предписывалось осмотреть в подробности разныя части как ротнаго, так и полковаго хозяйства, например — полковую артиллерию, мастерския, церковь, госпиталь; в ротах же смотрели мундиры, оружие, строй и т. д.; результаты представлялись на заключение гг. полковых штабов.

Домашние караулы т. е. посты в черте слободы и улиц, к ней примыкавших, по кончине Петра I-го увеличивались почти ежегодно. Произвол в наряде в караул и для посылок, в начале царствования Елизаветы Петровны достиг высшей степени. К полковому командиру ежедневно наряжалось до 25 человек; не многим менее имел каждый из господ полковых штабов, а начальствовавшие полком генералы получали постоянно офицерский караул. В 1743 году, не смотря на увеличение постов в городе, допущены были еще караулы у ротных командиров, в числе 3 или 5 человек. Долго эти правила оставались ненарушенными; хотя всякий сознавал их неосновательность, но никто также не хотел первым наложить на них руку. Эта заслуга принадлежит командиру полка майору Майкову, который в 1750 году приказал вовсе не наряжать к себе караула, а число посыльных уменьшил на половину. Примеру начальника вскоре последовали и подчиненные, и неустройство искоренилось само собою.

В то же время значительно уменьшены караулы и в слободе. До 1760 года на полковом дворе и за слободою были офицерские караулы; возле полковых кузниц, у рощ и у каждой ротной съезжей стояли унтер-офицерские караулы. Если вместе с этим считать караулы, назначавшиеся к начальству, то обыкновенный домашний наряд простирался ежедневно до 200 человек. В большие же праздники он более чем удвоивался, потому что на святках, маслянице, в пасху и в день полковаго праздника, ставились пикеты в каждой улице и у въездов в слободу устраивались заставы. Сверх того, бывали случаи, хотя и редкие, что на ответственность полка возлагалось спокойствие примыкавших к нему частей города.

В круг обязанностей по гарнизонной службе входили еще караулы в театре, которые начали наряжать с половины царствования Елизаветы Петровны. В то время театральные караулы требовали большаго числа людей, потому что к ним присоединялась команда с пожарными инструментами и другая — «для отбирания билетов».

Кроме столицы, части полка ходили почти каждое лето занимать караулы в загородных дворцах, где пребывала царская фамилия. Из загородных караулов петергофские были главными. Из Семеновскаго полка, равно как и из других гвардейских полков туда назначались команды из людей самых видных, которые снабжались всем новым, перевозились обыкновенно на галерах и, по прибытии в Петергоф, ставились лагерем. Вступление в лагерь происходило большею частью с церемониею. В 1750 году, посланная в Петергоф от Семеновскаго полка команда, с начала караулов не содержала, потому что готовилась в почетный караул, представленный Императрице 10-го июля, а после — потому что Ея Величеству угодно было, чтобы чины Семеновскаго полка постоянно составляли конвой ея при прогулках в Кронштадт и Ораниенбаум.

Обыкновенно, петергофская команда выступала из Петербурга в первых числах июля, дней за 10 до переезда туда двора, и возвращалась к полку в конце августа; но были примеры, что выступали раннею весною и возвращались в половине октября. Кроме Петергофа, части полка нередко содержали караулы в Царском Селе и Ропше, где вместо лагеря, располагались по окрестным деревням на квартирах.

Кроме постоянных нарядов, были еще и временные. Так, например, с 1748 года все штаб-офицеры и капитаны наряжались по-очереди дежурными во дворец, для надзора за внутренним порядком, и в Летний сад, для наблюдения за бывшими там от гвардии командами. Сверх того, при спуске кораблей, заложении зданий, освящении церквей и т. п., постоянно должны были находиться «для вящаго парада» по нескольку офицеров. Замечательно также, что во все домашния должности и на полковыя работы, обыкновенно наряжали исключительно нижних чинов из дворян, с тем разсчетом, что они пришлют вместо себя своих крепостных людей. Впоследствии это делалось совершенно оффициально и писалось в приказе: «Прислать завтра по 20 солдатских хлопцев с каждой роты для ломки барак». Подобных нарядов никто не находил ни странными, ни несправедливыми.

Командировки.

Независимо от исполнения прямых обязанностей полка, царствование Императрицы Елизаветы изобилует особенно частыми поручениями, возлагавшимися на чинов полка и доказывающими степень великаго доверия, котораго удостоивала их Государыня.

Чтобы дать понятие о том, до какой степени были разнообразны эти поручения, перечислим некоторыя из них.

В ноябре 1742 г. капитан-поручик Вельяминов-Зернов отправлен был с командою для сопровождения бывшаго герцога Бирона и семейства его в Ярославль; тогда-же прапорщик Ветлицкий получил приказание отвезти корону Ея Величества в Москву. В 1746 г., в июне месяце, при поездке Императрицы в Ревель, кроме офицеров, отправленных туда в составе сводной роты, поручику Уварову приказано состоять при свите Ея Величества.

Офицерами Семеновскаго полка пользовались, кроме двора, — сенат для исполнения различных дипломатических и финансовых поручений. По просьбе сената, были посланы, в 1744 году, капитаны Цезырев, Телепнев и прапорщик Соковнин в разныя губернии для наблюдения за производившеюся тогда народною переписью. В город Старо-Оскольск — капитан Пущин и подпоручик Демидов, для производства следствия над тамошним воеводою Чаадаевым; кроме них, в 1756 году, отправлены в разныя губернии, с различными поручениями, капитан кн. Голицын, поручики Измайлов и Воейков и подпоручики гр. Салтыков и Лихачев. По части дипломатической посылались: в 1743 г. прапорщик Гарнер с генералом Румянцевым — в Константинополь. В 1758 г. в Киев — капитан Чичерин, поручик князь Енгалычев и прапорщик Ржевский, для встречи турецкаго посла. В следующем году командированы к Константинопольскому посольству капитан фон-Кольпен и подпоручик Кокошкин; а в 1760 г. посланы состоять при посольствах подпоручик Нарышкин — в Вене, капитан Нелединский-Мелецкий — в Дрездене и прапорщик Александр Волков — в Париже. В 1748 г. капитан-поручик Кожин и подпоручик кн. Жироваго-Засекин получил повеление отвезти за-границу значительныя денежныя суммы, а капитан-поручики Булгаков и Селиверстов, — состоять при начальнике Барнаульских и Колывано-Воскресенских заводов для изучения горнаго дела. Поручику Вындомскому сопровождать Брауншвейгскую фамилию и состоять при ней в Динамюнде, потом в Раненбурге и Соловецком монастыре и наконец, в Шлиссельбурге.

Доказательством того, что Семеновцы были достойны оказываемаго им доверия, служат многочисленныя похвалы и благодарности, встречаемыя в делах полка, чинам онаго, за отличное исполнение возложенных на них поручений.

Командировки нижних чинов были также довольно часты и важны. Всем офицерам, посылавшимся в губернии и за границу, придавалось обыкновенно несколько человек унтерофицеров и рядовых, а иногда даже целыя команды. Выбор людей зависел от самих офицеров. Поручения, лично возлагаемыя на нижних чинов, были следующаго рода: их посылали для осмотра и ревизии провиантских магазинов; для сбора недоимок с присутственных мест, в рекрутския присутствия, для приведения в исполнение определений тайнаго совета, сената или гг. кабинет-министров в военную коллегию, которая поручала им заготовление — на различных пунктах — провианта и других военных потребностей, на горные и оружейные заводы[9].





Шведская война 1741—1742 г.

Участие л.-гв. Семеновскаго полка в военных действиях в царствование Императрицы Елизаветы Петровны ограничилось только двумя походами в Швецию, в 1741 и в 1742 гг.

Состав походной команды.

Поводом к войне было возникшее несогласие между двумя дворами, вследствие требования Швеции уступить ей Выборг ст. принадлежащею нам частью Финляндии и Карелии. Требование это, конечно, было отклонено Елизаветою Петровною. 16-го числа был получен в полковой канцелярии указ, на основании котораго в тот же день приступлено к составлению походной колонны. От Семеновскаго полка приказано назначить 250 человек рядовых, с надлежащим числом штаб и обер-офицеров. Нижние чины выбраны были из людей старослужащих, опытных, участвовавших в Северной или, по крайней мере, в последней турецкой войне. Команды от гвардейской пехоты поступили под начальство майора л.-гв. Измайловскаго полка, Чечерина, весь-же гвардейский отряд вверен подполковнику л.-гв. Коннаго полка, Левену.

Приготовления.

Вместе с назначением людей, приказано было приготовить к походу 2 орудия полковой артиллерии и сообразное с величиною команды, число патронных ящиков, палаток и подъемных лошадей. Все распоряжения производились с необыкновенною поспешностью. Походная команда была сформирована в течение одних суток, разделена на две роты, снабжена обозом и определенным количеством патронов и артиллерийских снарядов. Таким образом, 17-го августа, через день по объявлении похода, укладка обоза была окончена, — что служит лучшим доказательством исправности полка, который, кроме снаряжения собственной команды, еще уступил Преображенцам до 20 повозок с полною закладкою.

Выступление.

Вечером, 17-го-же числа, после молебствия в полковой церкви, офицеры, назначенные командирами отдельных частей, приняли людей и тяжести в свое ведение; гренадерскую команду принял поручик Майков, 1-ю роту капитан Вындомский, 2-ю капитан-поручик Вадковский. 18-го Семеновская команда, в полной походной форме, представлена была на смотр. Следующие два дня предполагалось употребить на снаряжение и укладку собственнаго солдатскаго и офицерскаго обоза, чего впрочем не успели исполнить, так как на другой день уже приказано было выступить. 19-го августа, в 4 часа утра, походная команда, собравшись на Литейной улице, у церкви Воскресения Христова, переправилась на Выборгскую Сторону, откуда, после двух-часоваго отдыха, выступила в путь, в общем составе гвардейскаго отряда.

Лагерь под Выборгом и Керстелем.

Первоначально гвардии приказано было следовать прямо к деревне Керстель (Кирпис), куда направлены были и главныя силы нашей армии, но потом ей было предписано остановиться у Выборга, соединиться с находившеюся там полевою артиллериею и, пройдя город, стать лагерем у Абоскаго моста. Около двух недель пробыла Семеновская команда под Выборгом, занимаясь в течение этого времени стрельбою в цель из ружей и из полковых орудий. Рано наступившие морозы хотя несколько затруднили эти занятия, но не прекратили их.

29-го сентября армейские полки собрались в окрестностях Керстеля, куда на другой же день выступил и гвардейский отряд из под Выборга. По приходе в новый лагерь, в команде оказался недостаток фуража. Взятый из Петербурга запас был издержан и потому должны были прибегнуть к фуражировкам. Одна из партий, отправленная для этой цели 4-го октября, имела со шведами стычку, в которой из Семеновской команды приняли участие: 1 оберофицер, 2 унтер-офицера и 25 рядовых. В других делах похода 1741 года, гвардия не участвовала.

Возвращение в Петербург.

Между тем, в Петербурге, вскоре по выступлении команды, приказано было готовиться к походу всему полку. Весь сентябрь месяц прошел в сборах и приготовлениях, среди которых командир полка неожиданно получил донесение от майора Чечерина, что он с пехотою гвардейскаго отряда находится уже на обратном пути к Петербургу. 25-го октября команда Чечерина, действительно, вступила в столицу и в тот же день, в походной форме, была представлена на смотр командиру полка.

Приготовления к новому походу.

Но этим еще не кончились приготовления к походу 1741 года. Едва только успели разобрать тяжести и разместить людей по прежним ротам, как в начале ноября опять приказано всему полку готовиться к выступлению. Приготовления начались переделкою обоза для зимняго пути. Временный начальник гвардейскаго отряда Измайловскаго полка, майор Гампф, был главным распорядителем этих приготовлений, продолжавшихся от начала марта до половины апреля. Из опасения, чтобы вскрытие Невы не воспрепятствовало выступлению отряда, походная команда Семеновскаго полка, состоявшая из 13 обер-офицеров и 385 нижних чинов, была переправлена на Выборгскую Сторону и поставлена по квартирам в Бочарской слободе. Здесь команда простояла более месяца, занимаясь ученьями и преимущественно стрельбою в цель. 20-го мая получено было наконец приказание выступать.

Еще до этого майор Гампф, вследствие предписания фельдмаршала Ласси, приступил к снаряжению, из оставшихся частей гвардии, втораго походнаго отряда, в состав котораго вошли почти все бывшие на лицо люди, за исключением не многих, долженствовавших занимать караулы в слободе. Этот отряд назывался дессантным, потому, что предназначался для отражения, ожидавшейся высадки шведов, на левый берег Финскаго залива, или на случай нападения их на Кронштадт. 25-го мая, в тот самый день, когда первая команда выступила к Выборгу, окончено было сформирование второй — в числе 15 офицеров и 619 нижних чинов. Снарядить ее к походу было весьма трудно. Долго не знали каким путем двинуть дессантный отряд из Петербурга: водою-ли на Кронштадт, или сухим путем по берегу залива. Целый месяц прошел в вооружении галер, нагружении их и в приспособлении обоза к морской кампании; как вдруг 1-го июня повелено быть также в готовности на случай движения сухим путем. Тогда составлено два обоза: один на галерах, другой сухопутный. Сначала снаряжение морскаго обоза производилось поспешно и безпорядочно; суда садились на дно или на бок, прежде чем успевали нагрузить в них половину тяжестей, которыя они могли поднять; но потом надзор за нагрузкою был поручен морским офицерам. В половине июня оба обоза были готовы; галерный поставлен у Васильевскаго острова, — а сухопутный на полковом плац-параде.

Соединение 1-й команды с армиею. Семеновцы под огнем шведской флотилии.

Между тем, выступившая 25-го мая команда 1-го июня соединилась с главною армиею у Выборга, где под начальством фельдмаршала Ласси было собрано до 35-ти тысяч войска. 7-го началось выступление полков из Выборга; Семеновская команда, в составе гвардейскаго отряда, вышла оттуда 8-го и направилась вдоль берега моря. Назначение ея было сохранять сообщение с галерами, на которых доставлялся в армию провиант. 13-го июня пришло в главную квартиру известие, что шведский главнокомандующий, генерал Левенгаупт, занял укрепленную позицию, не доходя Фридрихсгама, у Мендолакса. Оставив тяжести и больных в местечке Варайдаки, гр. Ласси, согласно мнению военнаго совета, положил аттаковать неприятельский лагерь. 24-го русская армия была уже в одном переходе от Мендолакса и на другой день должна была вступить в бой, причем гвардия, в том числе и походныя роты Семеновскаго полка, поступили в отряд генерала Кейта. Но на следующий день гр. Ласси узнал, что Левенгаупт отступил к Фридрихсгаму. Не смотря на выгодное для обороны положение Фридрихсгама, укрепленнаго с фронта земляными постройками, положено было взять его. Войска опять двинулись в прежнем порядке. Семеновския роты шли в левой колонне, крайней к морю. Во время перехода 26-го июня, один из шведских фрегатов и несколько лодок подошли к берегу на пушечный выстрел и открыли пальбу. Едва первые выстрелы их успели вырвать несколько рядов из нашего фронта (причем были ранены у нас поручик Колычев и 4 рядовых и убито трое), как входившая в состав колонны артиллерия, выехала на позицию и заставила шведов немедленно уйти в море.

Отступление шведов.

28-го июня войска наши достигли Фридрихсгама и в ночь на 29-е заложили траншеи. Казалось, этим пунктом должно было кончиться отступление шведов, но вышло иначе. Задолго до разсвета огромное зарево осветило окрестность и обозначило длинныя колонны шведов, спешивших оставить зажженный ими город. Русския войска вошли в него только для прекращения пожара, и потом продолжали преследовать неприятеля. Шведы остановились у р. Кюменя. Уничтожив мосты, они поставили батареи и окопали свой лагерь. Трудно было предположить, что после всех трудов они, при первом приближении русских, уступят все без боя. Но оказалось, что едва только батареи наши успели подбить несколько орудий, как шведы начали опять безконечное свое отступление и отошли за последний рукав Кюменя.

Этим можно считать оконченною первую половину кампании 1742 года, в течение которой быстрое движение наших войск вперед было столь-же удивительно, на сколько непонятно отступление шведов.

Донесение графа Ласси.

Императрица не извещенная еще в подробности о всех приобретенных нами выгодах предписала фельдмаршалу, перейдя Кюмень, объявить эту реку границею и затем прекратить военныя действия. Дальновидный Ласси понял, что повеление такого рода могло произойти только от недоразумений, и потому собрал военный совет, на котором, объяснив всю необходимость воспользоваться отступлением Левенгаупта, высказал намерение нарушить волю Императрицы. Нарушение это, кроме изложенной причины, оправдывалось еще и тем, что в жителях Финляндии начало уже обнаруживаться заметное нерасположение к шведам. Объясняя причину продолжения военных действий, фельдмаршал доносил Ея Величеству:

«Из здешних жителей каждаго дня не малым числом ко вступлению в подданство Вашего Императорскаго Величества люди приходят, между которыми состоят пастор и отставные офицеры, и по учинении им о бытии в подданстве Вашего Императорскаго Величества присяги, обратно в домы отпускаются, причем и сальвогардии листы им о нечинении нашими каких обид, всем даются».

Продолжение преследования.

Русская армия продолжала преследование неприятеля и 5-го июля перешла за Кюмень. Погоня за шведами продолжалась слишком две недели, до самаго Гельсингфорса. Здесь неприятельские дезертиры объявили, будто шведы намерены посадить войска свои на крейсирующия, около Гельсингфорса, суда, для того, чтобы перевести их на южный берег Финскаго залива, и высадить в Эстляндии или Лифляндии. Эти слухи были причиною того, что в Петербурге приказано изготовиться к походу всем оставшимся там частям гвардии.

Дело при Стефани.

Желая предупредить намерение неприятеля, гр. Ласси предписал войскам немедленно идти к Гельсингфорсу. Вследствие этого Семеновская команда, 5-го августа вышла из Борхова, и сделав усиленный переход, пришла на другой день к Соборской кирке, где узнали, что неприятель занял позицию в одной миле от Гельсингфорса. Тогда войскам нашим приказано было остановиться, что имело двоякую цель: во-первых, дать время присоединиться к армии нескольким свежим баталионам, прибывшим на галерах, а во-вторых, яснее узнать намерение шведов. 18-го числа русские начали наступать в боевом порядке, и около полудня авангард атаковал шведов; главныя-же силы наши шли в трех верстах за авангардом. Вскоре оне услышали первые выстрелы, и вслед затем получили приказание ускорить марш и соединиться с авангардом. Едва только гвардейский отряд, направленный к деревне Стефани, введен был в I-ю линию, как неприятель тотчасже начал отступать. С ожесточением бросились наши по пятам его. Преследование прекратилось только тогда, когда шведы перешли речку Гельсинг, разобрали на ней мост и укрылись в Гельсингфорсе. Следующее донесение доказывает, сколько цены придано было одержанной у Стефани победе, и вместе с тем, объясняет дальнейшия намерения фельдмаршала:

«Помощью Всемогущаго Бога и превысочайшим Вашего Императорскаго Величества счастием, гордностный неприятель из немало авантажных ему мест с довольно приключенным ему уроном прогнан. А пленные в допросах показали, что их армия состояла в числе до 15,000 человек; и для того при высокославной Вашего Величества армии, за вышесказанный авантаж, Всевышнему Творцу воздано должное молебное благодарение и предпринято сего-же числа следовать вслед за неприятелем, приложа крайнее старание в сделании через реку мостов к Гельсингфорсу».

На другой-же день после дела у Стефани, гр. Ласси приказал части войска идти, по проселочной дороге, к деревне Вейгоплаг, лежащей на пути отступления к Або; главнымже силам следовать к Гельсингфорсу, по большой дороге; в последней колонне находился и гвардейский отряд. 13-го августа на разсвете войскам I-й дивизии, в составе которой была Семеновская команда, прочитан приказ генерала Кейта, доказывавший, в какой степени начальство было уверено в победе и опасалось только излишняго ожесточения солдат при преследовании. После этого фельдмаршал объехал ряды и, получив донесение, что назначенныя в обход войска дошли до указаннаго места, двинул их. В полдень Гельсингфорс был окружен со всех сторон, так что путь к Або нужно было брать с боя; со стороныже моря стояла русская флотилия, под начальством вицеадмирала Мишукова. Левенгаупт, видя безвыходность своего положения, принял предложение гр. Ласси о начатии переговоров, но просил срока для предварительнаго сношения с стокгольмским военным советом, постоянно связывавшим его действия. Граф отказал. Это было сигналом к возобновлению боя. В эту решительную минуту несчастный Левенгаупт был отозван в Стокгольм, а вместо него прислан генерал Бускет. Имея полномочие своего правительства, он вступил в переговоры, окончившиеся 23-го августа безславною для шведов капитуляциею. Фельдмаршал согласился подписать ее только с тем, чтобы вся шведская армия, военные снаряды и лошади сданы были русским и, сверх того, что-бы до окончательнаго заключения мира, вся Финляндия была объявлена присоединенною к России.

Возвращение в Петербург.

Так кончилась безпримерная по своему ходу, кампания 1742 года. Заняв Финляндию почти без боя, гр. Ласси оставил небольшой отряд в Або, а другим войскам велел возвращаться в Россию. Вследствие последняго распоряжения, Семеновская походная команда, в общем составе гвардейской пехоты, должна была сесть на галеры и идти морем к Кронштадту. Приказание об этом получено в то время, когда собственный солдатский и офицерский обозы и все больные были отправлены уже сухим путем. Казенному обозу приказано остановиться в Выборге и, вместе с Преображенским, грузиться на приготовленный для этой цели гальот. 15-го сентября походная команда вступила в Петербург, куда вскоре прибыл и обоз, шедший сухим путем; казенный-же 16-го сентября был застигнут бурею; в 5-ти верстах от Фридрихсгама гальот был выброшен на камни и разбит. Бывшие на нем люди спаслись, успев захватить один только патронный ящик; все остальное погибло.

По прибытии в Петербург, походная Семеновская команда в тот-же день (15-го сентября) была распущена по ротам и через неделю потом вновь собрана, для объявления, что Ея Величеству угодно наградить всех чинов третным, не в зачет, жалованьем. Этою наградою не ограничились милости Императрицы: после окончательнаго заключения мира, она пожаловала всем участвовавшим в походе медаль с надписью: «за верную и ревностную службу».



ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Записки Миниха и Манштейна. — История Соловьева.

[2] Записки маркиза де-ля-Шетарди, Манштейна, Миниха. Вейдемейер. История Соловьева. Дела полковаго архива.

[3] Записки Манштейна. Маркиза Шетарди.

[4] Дела полковаго архива.

[5] История Соловьева.

[6] Соловьев. Миних. Шетарди. Манштейн.

[7] Вейдемейер. Дела полковаго архива. История Карцова.

[8] История Карцова. Вейдемейер.

[9] Дела полковаго архива. История Карцова.

История Лейб-Гвардии Семёновского полка.

Публикуется по изданию: История Лейб-Гвардии Семёновского полка. Составил Лейб-Гвардии Семеновского полка поручик П. Дирин. - Санкт-Петербург, типография Эдуарда Гоппе, 1883. Оцифровка текста, html-вёрстка - Тимур Белов, 2013. При использовании текста ссылка на эту страницу обязательна.